Катон слушал, а сам медленно втягивал сквозь зубы воздух. К цветистым словесам военачальников накануне битвы он был привычен, но речь нового императора была, пожалуй, еще велеречивей. И напрочь лишена правдивости. Не было ни страха, ни дрожи среди бриттских племен, с которыми они воевали последние годы. Не гнулись под тенью римских штандартов и испанцы, бестрепетно идя на смерть ради свободы от римских поработителей. А как назвать то побоище в германских лесах, в ходе которого оказались истреблены три легиона императора Августа? А как быть с унижением от разгрома семи легионов Красса во время войны с Парфией? Тот позор был усугублен еще и тем, что парфяне позлатили смерть римского полководца, залив ему в глотку расплавленного золота. Нет, правда в том, что хотя на Рим и смотрят с трепетом, но, наряду со страхом, в нем наличествуют непокорство и прямой вызов. История, если относиться к ней с должным вниманием, учит одному: все империи рано или поздно заканчивают свое существование.

И тем не менее речь Нерона была вполне цветистой и вдохновляющей. Так что немалые суммы, затраченные на его образование, все же не пропали втуне.

– Зрите, снова доказали нам свою доблесть воины преторианской гвардии. Те самые, кто присутствует сегодня на этом параде. Подвиги ваши в Испании вновь осенили гвардию славой и выбили из бунтовщиков дух, все еще живущий в неблагодарных сердцах тамошних недоразвитых народов. А из всех посланных туда частей нет более достойной, чем Вторая когорта. Ну-ка, выйди вперед, префект Катон вместе со своим сигнифером!

Катон, машинальным движением выпрямив спину, уверенным шагом направился к передней части плаца; сзади слышался хруст калиг сигнифера. Чувствовалось, каким уважением преисполнены сердца стоящих по правую руку солдат. На подходе к помосту Катон резко повернулся и, топнув ногой, встал навытяжку перед императором. Сигнифер встал сбоку, держа поднятый сигнум когорты идеально по вертикали в локте от земли. Сверху на них с надменным одобрением взирал Нерон. Вот по жесту его холеной руки сзади подступил Паллас с накрытым бархатной тряпицей подносом, где лежал золотой браслет, а также диск с украшением в виде лаврового венка. Катон опустился возле императора на одно колено и почтительно склонил голову. Обращаясь к гвардии, Нерон с напором заговорил:

– Вторая когорта прекрасно проявила себя при обороне от мятежников, возглавляемых преступным Искербелом. Эти солдаты явили пример высочайшей отваги и умения воевать пред лицом десятикратно превосходящего их в численности врага. Сенат проголосовал почтить Вторую когорту этим венком в знак благодарности от себя и от народа Рима, а поскольку полномочия сената олицетворяю я, то и вручаю эту награду. Сигнифер, выставить штандарт!

Солдат четко отставил ногу и протянул к возвышению древко, так что верхушка теперь находилась в локте от императорского торса. Нерон взял с подноса венок и приспособил его на крестовине сигнума, откуда свисали тяжелые складки материи с вышитыми литерами “S.P.Q.R.”[19]. Позднее венок переместится на древко, где уже нашли себе место две награды, полученные когортой. Император убрал руку, и сигнифер, выждав пару секунд, поднял сигнум, чтобы взблескивающие на солнце награды были видны всем гвардейцам.

– Префект Катон, – изрек Нерон, – тебе мы приносим благодарность за хорошее руководство людьми, вверенными под твое начало. Лично я не упомню офицера, который бы дважды на протяжении одного года представлялся к награде!

Он улыбнулся, а Катон ощутил секундный прилив самодовольства, припоминая знак серебряных копий, которым его и Макрона удостоил император Клавдий через пару месяцев после их возвращения в Британию. Обратно их отозвали по следам во всех смыслах провального похода, закончившегося гибелью чуть ли не целого легиона заодно с его командиром. Но все это было делом политики, а Риму нужно было хоть что-нибудь да отпраздновать, и потому их с Макроном восславили как героев. Во всяком случае, сейчас в заслуженности наград сомневаться не приходилось. Отличились и они, и вся Вторая когорта.

Нерон поднял с подноса золотой браслет и возвысил голос, добиваясь, чтобы его слышал весь плац:

– За храбрость и вдохновенное начальствование мы вручаем этот символ признательности нашему товарищу Квинту Лицинию Катону, командующему Второй когортой преторианской гвардии!

Катон шагнул вперед для принятия награды, чувствуя немалый вес золотого украшения. Просунув руку, он сжал края, чтобы браслет плотней закрепился на правом предплечье, и победоносно поднял руку. Когорты гвардейцев приветствовали его громовым ревом, быстро поймав ритм так, что звук имени эхом отражался от окружающих казарм, взрастая в оглушительное крещендо. Грудь Катону распирало от гордости. В этот момент он посмотрел императору в глаза – затаенные, словно притихшие. Поглядев секунду-другую, Нерон нервно хихикнул, после чего поднял руку, унимая неподобающее ликование на плацу. Крики пошли на убыль, а сам Нерон более-менее восстановил самообладание и поднял скипетр, требуя тишины и внимания солдат. Когда шум утих, он вполголоса обратился к Катону:

– Отпускаю тебя в строй, префект.

Катон вместе с сигнифером дружно повернулись и, печатая шаг, вернулись к поредевшим рядам Второй когорты, где заняли место рядом с Макроном.

– Молодчина, префект. По заслугам и честь.

– Спасибо, друг мой. Заслуги эти наши общие.

Нерон отошел на заднюю часть помоста и сел там на табурет с мягкой обивкой. У императора за спиной застыли двое телохранителей-германцев. А еще там стояла стройная молодая женщина в искрящейся на солнце шелковой столе под синим плащом-пенулой. Женщина положила императору на плечо свою ладонь, которую он взялся нежно поглаживать.

– Что за женщина? – не поворачивая головы, спросил Макрон.

– Понятия не имею, – ответил Катон. Это была не Клавдия Октавия, к браку с которой Нерона принудили для укрепления связи с прежним императором. – Но не его жена, это точно.

Продолжить разговор не получилось: к переднему краю помоста приблизился Паллас и, расправив плечи, обратился к гвардии:

– Доблестные солдаты! Вы видели, какую любовь к вам испытывает наш император. Что еще может быть нужно от жизни? Вы – герои Рима. Да что там Рима – герои всей империи! Никто из солдат не сравнится по подвигам с прославленной преторианской гвардией, вселяющей ужас во врага! Так пусть же услышат они клич, который только и должен звучать из уст гвардейцев! Победа! Победа! Победа!

При этом он ритмично вздымал сжатую в кулак руку. Кое-кто из людей подхватил клич, но поняв, что большинство их не поддерживает, прекратил скандировать. Паллас еще какое-то время покричал, но постепенно выдохся и опустил руку с встревоженным выражением на лице.

– Какая сдержанность! Какая скромность! Именно они и приличествуют благороднейшим из людей. Я должен был учесть это ваше качество, прежде чем подать свой скромный голос.